Жан Ануй - Томас Бекет [=Бекет, или Честь Божья]
Первый солдат (другому, более молодому). Открой гляделки, дурачок! И запоминай! Ты новичок в нашем деле, и не каждый день такое увидишь. Это — историческая встреча!
Молодой. Ну и пускай историческая! Тут и замерзнуть недолго! Сколько еще мы будем здесь торчать?
Первый солдат. Нам-то еще полбеды, нас лес защищает, а они на открытой равнине! Им, пойми ты, еще холоднее, чем нам!
Молодой. А для священника он ловко ездит верхом, этот архиепископ! Отсюда кажется, что кобыла вот-вот сбросит его на землю. Экая злая тварь! Смотри, смотри же!
Первый солдат. Успокойся, этот молодец, до того как стать священником, побеждал на всех турнирах!
Молодой (после паузы). Все в порядке. Съехались… Как ты думаешь, о чем они говорят?
Первый солдат. Вот болван! По-твоему, они спрашивают, как, мол, поживают ваши папаша и мамаша? Или жалуются, что носы отморозили? О судьбах мира — вот о чем они говорят! О вещах, которые мы с тобой никогда не поймем! Даже слов, которые эти важные птицы произносят, ты тоже не поймешь никогда!
Затемнение. Потом свет. Все исчезли. Посредине равнины — только Бекет и король. Оба верхами, один против другого. Во время всей сцены слышны завывания зимнего ветра, словно заунывный, пронзительный аккомпанемент к их словам. Во время пауз слышен только вой ветра.
Король. Ты постарел, Томас.
Бекет. Вы тоже, ваше величество. Вам не слишком холодно?
Король. Холодно. Совсем замерз. Тебе это по душе! Ты в своей стихии! Да ты еще босой к тому же?
Бекет (улыбается). Это мое новое кокетство.
Король. А я даже в меховых сапогах умираю от холода. У тебя нет таких сапог?
Бекет (мягко). Конечно, нет.
Король (насмешливо) . Ты, верно, их богу пожертвовал, святой монах?
Бекет (серьезно). Я ему могу пожертвовать значительно больше.
Король (неожиданно кричит). Стоит нам начать разговор, и мы сразу принимаемся спорить! Поговорим о чем-нибудь другом. Знаешь ли ты, что моему сыну уже четырнадцать лет?.. Он совершеннолетний.
Бекет. Ну как он, исправился?
Король. Да нет, все так же глуп! Скрытный, весь в мать! Не женись никогда, Бекет!
Бекет (улыбаясь). Этот вопрос уже решен, и как раз вашим величеством. Ведь это вы приказали мне быть священником.
Король (опять кричит). Да не начинай ты этого разговора — ведь сказано было! Поговорим о чем-нибудь другом.
Бекет (непринужденно). Вы много охотились последнее время, ваше величество?
Король (взбешен). Целыми днями! Это меня больше не развлекает.
Бекет. У вас есть новые соколы?
Король (взбешен). Самые дорогие. Но они плохо натасканы.
Бекет. А лошади?
Король. К десятой годовщине моего царствования султан прислал мне четырех превосходных жеребцов. Но они всех сбрасывают на землю. Еще никому не удалось сесть на них верхом.
Бекет (улыбается). Нужно будет мне взглянуть на них.
Король. Они швырнут тебя на землю, как и всех других! Только твоя задница из-под сутаны мелькнет. Во всяком случае, я на это надеюсь, иначе можно сойти с ума.
Бекет (после паузы). А знаете, ваше величество, о чем я больше всего сожалею? О лошадях.
Король. А о женщинах?
Бекет (просто). Я о них забыл.
Король. Лицемер! Став священником, ты стал лицемером. (Внезапно.) А ты любил Гвендолину?
Бекет. Я ее тоже забыл.
Король. Ты любил ее! Сколько я ни думал, по-моему, это — единственное объяснение.
Бекет (серьезно). Нет, мой государь, по чистой совести говорю: я ее не любил.
Король. Значит, ты никогда ничего не любил. А это еще хуже. (Сердито.) Почему ты называешь меня своим государем, как прежде?
Бекет (мягко). Потому что вы остались для меня моим государем.
Король (кричит). Тогда почему ты причиняешь мне боль?
Бекет (мягко). Поговорим о чем-нибудь другом.
Король. О чем? Мне холодно.
Бекет. Я всегда вам говорил, мой государь, что нужно бороться о холодом его же оружием — холодом. Каждое утро раздевайтесь донага и мойтесь холодной водой.
Король. Когда ты был рядом и заставлял меня, я мылся. А теперь не моюсь. От меня воняет. Одно время я даже отпустил бороду. Ты знал об этом?
Бекет (улыбается). Да. Я очень смеялся.
Король. Потом я ее обрил, потому что она меня раздражала. (Неожиданно вскрикивает, как заблудившийся ребенок.) Бекет, я скучаю!
Бекет (серьезно). Мне так хотелось бы помочь вам, мой государь.
Король. Чего же ты ждешь? Ты же видишь, что я погибаю!
Бекет (мягко). Чтобы честь бога и честь короля слились воедино.
Король. Боюсь, что это будет не скоро.
Бекет. Да. Боюсь, что это будет не скоро.
Пауза. Слышен только вой ветра.
Король (вдруг). Если нам больше нечего сказать друг другу, лучше пойти погреться.
Бекет. Нам много нужно сказать друг другу, мой государь. Второго такого случая, возможно, не представится.
Король. Тогда спеши, а то мы замерзнем. Придется договариваться не живым людям, а двум ледяным статуям. Я твой король, Бекет! И пока мы будем ходить по этой земле, именно ты обязан сделать первый шаг. Я готов забыть многое, кроме одного, что я король. Ты меня научил этому.
Бекет (серьезно). Не забывайте этого никогда, мой государь. Даже если идете против бога! У вас другая задача — держать руль корабля.
Король. А у тебя какая задача?
Бекет. Я должен всеми силами оказывать вам сопротивление, когда вы будете плыть против ветра.
Король. Ждать попутного ветра, Бекет? Это было бы слишком хорошо! Такое плавание годится для девчонок. Бог и король вместе? Этого никогда не бывает. Правда, один раз за сто лет было, во время крестовых походов, когда весь христианский мир кричал: «Во имя бога!» А ты же сам знаешь, какова кухня этих крестовых походов. Все остальное время — встречный ветер. Нужно, чтобы хоть один из двух умел лавировать.
Бекет. А также, чтобы другой взял на себя заботу о нелепом встречном ветре и о боге. Работа была поделена раз навсегда. Беда в том, что поделена она между нами, государь, а мы были друзьями.
Король (брюзгливо). Не понимаю, что нужно королю Франции! Он три дня уговаривал меня, чтобы мы с тобой помирились. Зачем ты доводишь меня до крайности? Для чего?
Бекет. Ни для чего.
Король. Ты же знаешь, что я король и должен действовать как король. На что ты надеешься? На мою слабость?
Бекет. Нет. Она бы меня сразила.
Король. Победить меня силой?
Бекет. Сила — это вы.
Король. Убедить меня?
Бекет. Тоже нет. Я не могу вас убедить. Я могу только сказать вам — нет.
Король. Нужно же быть логичным, Бекет!
Бекет. Нет. Это не так уж необходимо, мой король. Нужно только выполнять то дело, которое на тебя возложено, — пусть это даже нелепо, — но выполнять до конца.
Король. А ведь я тебя хорошо знал! Целых десять лет, милый мой саксонец! На охоте, в борделе, на войне… Ночи напролет за кружкой вина; в постели одной и той же девки, и даже в Совете мы трудились вместе. Нелепо! Вот уж действительно слово, которое не похоже на тебя.
Бекет. Возможно. Я и сам на себя теперь не похож.
Король (насмешливо). Тебя осенила благодать?
Бекет (серьезно). Не та, что вы думаете. Ее я недостоин.
Король. Ты вновь почувствовал себя саксонцем, несмотря на покровительство папы?
Бекет. Даже и не это.
Король. Так что же тогда?
Бекет. Просто впервые в жизни в пустом соборе во Франции, где по вашему приказу я взвалил на себя эту ношу, я почувствовал за что-то ответственность. Я был человеком без чести. И вдруг я обрел эту честь, ту, о которой даже не мог мечтать, честь господню. Честь непостижимую и хрупкую, как гонимое королевское дитя.
Король (более грубо). Может быть, перейдем на более понятный язык, Бекет? На тот, который я понимаю? Иначе мы никогда не придем к концу. Мне холодно. И, кроме того, нас ждут там.
